Влияние окситоцина на наши социальные связи

Бум популярности окситоцина как "социального" гормона пришелся, на конец нулевых и начало десятых годов, после ряда громких экспериментов, где участники, например, вдыхали окситоцин через нос, а затем решали, как поделить деньги с незнакомцем, и те, кто принял окситоцин, были заметно более щедрыми, чем те, кто принял плацебо (Zak et al., 2007). Из этого делали вывод о том, что окситоцин определяет наши социальные связи и степень доверия к окружающему миру. Ну а то, что в нашем обществе люди быстро теряют доверие друг к другу объяснялось интенсивными социальными изменениями, поскольку есть данные, что для выработки окситоцина нужна стабильная (а не изменчивая) социальная среда, которая сейчас меняется ежедневно.

Известно, что окситоцин играет важную роль в выстраивании связи между матерью и ребенком: женщины с более высоким уровнем окситоцина в первом триместре беременности после родов демонстрируют больше признаков так называемого "бондинга": больше разговаривают с младенцами, тискают их, поют, купают, смотрят им в глаза и проявляют другие признаки выстраивания характерной связи мама-малыш (Feldman et al., 2007). Ну а у детей с расстройствами аутического спектра назальное впрыскивание окситоцина вызывает временное повышение активности в регионах мозга, связанных с обработкой социальных сигналов (Gordon et al., 2013). Казалось бы, из всего этого можно сделать вывод, что окситоцин - славный гормон, который делает нас приятными людьми, - а значит, почему бы не вводить его людям, чтобы они стали более лучше!

Но более свежие исследования показывают, что роль окситоцина не так однозначна и уж точно не так проста. Имеются данные, что прием окситоцина вызывает приступы неконтролируемой агрессии (Bosch & Neumann, 2012), особенно к аут-группе и вообще его работа калибруется «внутренней реальностью», а не внешней: внешние проявления это, как считают некоторые, - лишь побочный эффект решения внутренних организменных задач. Поэтому нельзя просто так взять и вколоть всем окситоцин и из психопатов и убийц сделать няшек и пацифистов. Тем более, что есть данные о негативном последствии для мозга стабильно высокой концентрации окситоцина: последствия такой терапии весьма могут быть опасны (Miller, 2013).

Кстати, надо помнить, что большая часть знаний и гипотез о влиянии окситоцина (как и многих других гормонов) на наше поведение берется из экспериментов с крысами или полевками - одних из немногих животных, которые вместо типичного в природе промискуитета умеют формировать устойчивые пары и воспитывают детенышей вместе.

Доказано, что одна из функций окситоцина у полевок - сигнализировать о потребности социального контакта, а затем о его получении. Типичный результат экспериментов с полевками таков: в ситуации стресса мышки ищут тепла и заботы у родителя или партнера (в зависимости от того, детеныш это или взрослая особь). Если заботы и поддержки найти не получается, стрессовая реакция растет, а если получается - снижается (кстати, уровень стрессовой реакции измеряется не только беспокойным поведением, но и уровнем глюкокортикоидов - стероидных гормонов стресса, а их концентрация часто обратнопропорциональна концентрации окситоцина и серотонина). Но интересно вот что: если социальной поддержки нет, а мышкам ввели окситоцин, то стрессовая реакция останавливается. То есть окситоцин, похоже, выступает для организма сигнализатором того, что проблема решена: ты не один, поддержка есть, вероятность выживания восстановлена.

Раньше реакцию животного и человека на стресс описывали как замри, дерись или беги. В 2006 году ученые на основании накопленного массива исследований предположили, что реакции бывают и другими: например, типичная реакция на стресс у грызунов получила название "tend and befriend" (Taylor, 2006): в ситуации угрозы мышки либо начинают активнее заботиться о детенышах, либо ищут поддержки у друзей и партнеров (объединяются в стаи) – ведь выживать проще вместе, - и это историческая причина многих социальных явлений у человека и животных. Например, чем больше внимания детенышу, тем больше его шанс выжить, а чем шире социальная сеть у мамы-грызуна, тем больше шансов, что о тебе кто-то позаботится.

Ученые осторожно предполагают, что похожим образом система работает и у людей. По крайней мере, известно, что у женщин высокий уровень окситоцина в плазме крови приводит не только к усилению родительского поведения, но и ассоциирован с недостатком социальных контактов или плохими отношениями с партнером (Taylor et al., 2006). Т.е. волчица с высоким уровнем окситоцина не только сама заботится о потомстве, но и рычит на «папу-волка» и не подпускает никого к себе. Искусственное введение окситоцина женщинам временно вызывает материнское поведение, а у мужчин понижает уровень стресса (Heinrichs et al., 2003). При этом у волчицы с высоким уровнем окситоцина глюкокортикойдные маркеры стресса чаще снижены.

При этом социальные связи и их качество способны серьезно изменять концентрацию окситоцина в плазме. Сейчас некоторые диссертации и начальные исследования говорят о том, что те, у кого больше подписчиков в ФБ имеют большую концентрацию окситоцина.

Главное в этом всем, конечно, не сам окситоцин, а знание о том, что наши социальные связи - это не просто придуманная людьми надстройка, а фундаментальная потребность, для которой в нашем организме работает целая сложная система, - эту систему не так-то просто отключить или обмануть. Вот почему нам плохо в одиночестве, хорошо с друзьями, нравится тискать детей, щенков или котят, а также почему мы стремимся быть рядом с кем-то, когда болеем или даже когда просто дело идет к ночи (Baumeister & Leary, 1995).

Однако сам по-себе окситоцин не вызывает чувства удовольствия, но активизирует допаминергическую систему, которая связана с нашим «центром удовольствия».

Хотите больше удовольствия? Ставьте лайки, подписывайтесь на канал и образуйте социальные связи.